Ильин стрелял. В каждого, кто не выполнял приказ разойтись по домам, в любого, кто делал шаг после приказа стоять. Стрелял. Стрелял. Стрелял… Лишь бы делать хоть что-то. Для того чтобы кошмар закончился. Чтобы вернулся порядок.
Казалось, что страшнее уже не будет.
Но появилась плесень.
Три месяца. День за днем, ночь за ночью. Они ложились спать, не раздеваясь, зная, что все равно через пару часов их поднимут и снова придется стрелять. В них тоже стреляли. Во взводе Ильина погибло пятнадцать человек.
Двоих из них он убил сам.
Карнауха и Симонова.
– Там же женщины и дети, – кричал Карнаух. – Смотри! Ты что, ослеп? Ты… ослеп?!
Ильин не ослеп. Он видел, что в толпе женщины. Он понимал, что люди просто хотят жить, что люди хотят выбраться из города, ставшего ловушкой. Что люди просто боятся. Понимал. Люди хотят жить. И ради этого готовы убивать.
Симонов не кричал. Он молча слушал, переводя взгляд с Карнауха на Ильина. И обратно. Его, казалось, не интересовала толпа на другом конце моста. Он слушал, присев на корточки за сожженной легковушкой, что говорит Карнаух. И ждал, что ответит Ильин.
А Ильину дико хотелось спать. Не было сил объяснять, что эпидемия, что эти, вышедшие на мост, разнесут заразу дальше, что эта страшная плесень расползется по всему городу, по всей стране…
Карнаух сорвал с лица противогаз, отбросил его в сторону.
– Будь ты проклят, – сказал Карнаух. – Будь ты…
Он отбросил в сторону автомат и пошел к проволочному заграждению. Голыми руками схватился за проволоку, потянул. В холодном свете прожекторов кровь, закапавшая с его пальцев, была ярко-красной. Как в старых индийских фильмах.
Люди приближались.
Плесень была на их лицах и на их руках. Даже глаза были затянуты багровой пленкой плесени.
– Прекрати, – сказал Ильин, снимая автомат с предохранителя.
Карнаух молча рвал проволоку, кровь летела в стороны, окропляя бетон.
Ильин поднял автомат.
Ребята из его взвода, те, кто еще остался, смотрели на него, и свет стекал по маскам их противогазов. Словно пот. Только пулеметчики, не отрываясь, следили за толпой. Ильин специально поставил к пулемету самых надежных.
Их фамилии он напрочь забыл, этих надежных, готовых выполнить любой приказ. А вот Карнауха и Симонова – помнил. Помнил, как Карнаух кричал, тщетно пытаясь обрушить заграждение. Помнил, как вдруг справа ударил автомат и пули изорвали в клочья бронежилеты на спинах пулеметчиков… Симонов длинной очередью перечеркнул этих самых надежных ребят и попытался достать Ильина. Одной длинной очередью. Через пулеметчиков, по мешкам с песком, по бетону, по лицу сержанта, метнувшегося наперерез…
Ильин выстрелил дважды. Одна пуля – Симонову. В лоб. Под каску. Вторая – Карнауху в затылок. Карнаух упал вперед, на проволоку, выронил фанату, так и не успев сорвать кольцо. Потом Ильин подошел к пулемету, оттолкнул тела пулеметчиков и дал очередь над головами толпы – полсотни красных вихляющих огоньков.
Ильин не верил в Бога, но на следующий день пошел в разбитый храм и почти час стоял на коленях перед уцелевшей иконой и что-то бормотал… Кажется, благодарил.
Толпа остановилась. Толпа замешкалась, словно решая – броситься вперед или отступить… А потом все – все – разом осели на бетон, рухнули, как будто кегли, сбитые опытным игроком.
Странная штука – плесень.
Потом Ильину объясняли что-то о псевдоразуме, о том, что плесень действует синхронно, словно дожидаясь, пока в группе все будут инфицированы, пока каждый организм не будет поражен на смертельном уровне. Одновременное инфицирование, одновременный кризис и одновременная смерть. Тот, кто заболевает следующим, продлевает жизнь всей группе. Пока сам не пройдет все этапы заражения. Плесень умеет ждать.
…А эти двое шутов в комбинезонах пытались поразить и потрясти Ильина.
– Рады вас приветствовать на единственной космической станции Земли, – сказал тот, что постарше, когда Ильина втолкнули в помещение, словно мяч в корзину. – Присаживайтесь. Пристегивайтесь, если не хотите летать.
Ильину захотелось сплюнуть. Но он сдержался.
– Как вы понимаете, – сказал младший клоун, – мы вас пригласили не только для того, чтобы дать возможность полюбоваться нашей маленькой голубой планетой…
– И даже не для того, чтобы познакомиться с нами, – подхватил старший клоун. – Хотя это знакомство может вам очень, очень помочь.
Ильин молча сглотнул.
– К сожалению, как вы видели, мы не смогли задержать Грифа без вашего участия. Не получилось.
– Мы просто не были готовы. – Младший подхватил фразу Старшего, будто они долгими вечерами репетировали эти слова, согласовывая мимику, жесты и ритм. – Мы не смогли не только захватить Грифа, но даже и проследить маршрут торпеды.
– Естественно, мы примем меры, но…
Ильин снова взглянул на Землю и отвернулся.
– Мы знакомы с вашей биографией… – сказал Старший и провел рукой над голопанелью.
Появился кадропортрет Ильина в полный рост.
– Она не просто поражает, она потрясает. Ваш послужной список…
На груди кадропортрета проступили награды. Над правым плечом появился список поощрений, над левым – взысканий. Оба приблизительно одинаковой величины.
– Очень, очень впечатляет… – Старший даже покивал одобрительно.
И Младший покивал одобрительно.
– Ваш посланец, – сказал наконец Ильин, которому все это несказанно надоело, – говорил что-то о работе.
– Наш посланец… Этот наш посланец! – Младший засмеялся, всплеснув руками, и Старший тоже хохотнул. – Он такой болтун! Он вам много чего сказал. Как это у него получилось: я подойду в многолюдном месте, а вы будете видеть и знать… Замечательно! Сказочно!