Центр построен людьми. В Центр заходить нельзя. Войдя в Центр, человек теряет право на жизнь. С ним может произойти все что угодно. И происходит. Но не это главное. Главное…
Старик замолчал, взял в руку пустой стакан, переставил его на другое место. Потер руки, словно пытаясь их согреть.
Грифу показалось, что вот сейчас старик закончит свое выступление. Оборвет. Даст команду, и съемка закончится.
Но Гриф ошибся.
Руки старика успокоились, замерли на столе.
– Главное, – повторил старик. – Главное… Кто видел Братьев? Не корабли, величаво перелетающие с одной Территории на другую или гордо выходящие в космос, а самих Братьев? Я пытался найти хоть одно изображение… Я имею в виду достоверное, официальное изображение, а не изделия Сетевых партизан. Я не видел. Поиск в Сети ничего не дал. И до тех пор, пока я не увижу Братьев, я буду видеть людей. Наше человечество.
Старик повысил голос. Грифу показалось, что он сейчас сорвется на крик, но старик вдруг успокоился, замер, словно в голову ему пришла странная, пугающая мысль.
– Мое самое любимое место, – засмеялся вдруг Горенко. – Смотрите внимательно, может, что заметите.
Старик пошарил перед собой руками по крышке стола, будто вдруг ослеп. Рука зацепила стакан и продолжала двигаться, будто человек этого не заметил. Стакан проехал по полированному дереву и упал. Раздался звон бьющегося стекла, но старик, казалось, не обратил на это никакого внимания.
Правая рука скользнула под стол, через пару секунд вернулась.
Пистолет.
Щелкнул затвор.
– «Вальтер», между прочим, – сказал Горенко. – Тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Где он такую пушку выкопал?
Рука медленно подняла оружие. Свет лампы отразился на потертых гранях пистолета.
«Вальтер» ушел в темноту за лампу, которая скрывала лицо старика.
Выстрел.
Звук падающего тела.
Тишина.
Пять секунд тишины. Десять. Лампа продолжает светить на полированную крышку стола.
Потом изображение пропало.
– Ну? – спросил Горенко.
– Что?
– Ничего не заметили?
– Кроме того, что он пустил себе пулю в лоб? – уточнил Гриф.
– Кроме.
– Не знаю… Для меня, если честно, такой финал этого… как бы это правильнее назвать… этого сумбура стал неожиданностью.
– Похоже, – засмеялся Горенко, – что для него тоже. Словно он все это решил за секунду. Говорил-говорил, собирался еще много чего рассказать, и вдруг в голову пришла замечательная идея плюнуть на все и влепить себе пулю в лоб.
– Не знаю…
– А я знаю! Я этот шедевр смотрел раз пятьдесят, могу цитировать с любого места и, может быть, даже задом наперед. Раз десять смотрел до того, как приехал в Клинику, и в Клинике уже. И только через год обнаружил одну смешную вещь. – Горенко снова тронул звездочку файла, продвинул время кадра вперед, туда, где старик уже закончил говорить, и замедлил движение. – Смотрите!
Движение руки, пистолет, выстрел.
– Не заметили? Не страшно, я и сам заметил случайно. Обратил внимание только потому, что сам на инструктаже постоянно напоминал личному составу об этом. Вот тут, – Горенко протянул руку к кадропроекции, – смотрите.
Из темноты на стол вернулась левая рука, потом правая, сжимающая пистолет, потом пистолет исчез под столом, руки замерли…
– Вот тут!
Гриф не сразу заметил. Вернее, заметил сразу, но не обратил на это внимание.
Паутинка, еле заметно мерцающая над лампой?
Капитан увеличил изображение. Точно, паутинка. Свет отразился от нее… Не может быть. Она над лампой. Над абажуром, там, куда свет не попадает.
– Они светятся в темноте, – сказал Горенко. – Еле заметно, но светятся. Флюоресцируют. Я сам об этом не знал, пока не приступил к работе в Клинике.
– Кто «они»?
Горенко поднес палец к губам.
– Нити, – прошептал капитан. – Беднягу кто-то подвесил и отдал приказ. Вы знаете, что такое нить?
Освещение в комнате мигнуло и потускнело. Компьютер пискнул, предупреждая, что перешел на аккумулятор.
Горенко мельком глянул на часы, потом потянулся за бутылкой.
– Что это? – спросил Гриф.
– Вы про нить или про свет?
– Про свет. Про нить я, как вы понимаете, знаю достаточно много.
– Конечно-конечно… – кивнул Горенко, наливая себе коньяка. – Вы свободный агент, вам такие веши знать положено. А мне положено знать, что такие штуки с освещением происходят при переходе Клиники на собственное энергоснабжение. При внезапном переходе. Если все делается в плановом режиме, вначале задействуется резерв и только потом, медленно, проходит отключение. При внезапном, аварийном, возможны вот такие эксцессы.
Освещение восстановилось.
– Вот, – удовлетворенно произнес капитан. – На генераторах Клиника может продержаться… да, собственно, нам внешние энергопоставки и вообще не нужны. У Адаптационной клиники есть генератор, выращенный из зародыша… Я присутствовал при прорастании – зрелище, скажу вам, потрясающее. Ваше здоровье!
Гриф автоматически кивнул.
Хочет жрать коньяк – его право. Хочет при этом прикидываться вусмерть пьяным – опять-таки ему решать. Хотелось, очень хотелось узнать, зачем все это, весь этот цирк, но прямой вопрос тут, скорее всего, не сработает.
Устраивать драку… Лучше подождать. И по реке поплывут гробы ваших врагов.
– Ладно. – Осушив залпом стакан, Горенко хлопнул ладонью по столу, словно выключая беседу. – Засиделись мы что-то, завтра много работы:
– Хорошо, – не стал возражать Гриф.
Вся жизнь приучила его к тому, что дергаться нужно только в том случае, когда других вариантов нет и не предвидится.