Последняя крепость Земли - Страница 71

– Несет, – поправил оператор-один, – носит яйца петух. А курица несет.

– Если я еще раз услышу треп не по делу, – предупредил Трошин, – то вы яйца будете носить в карманах.

– Есть, – сказал оператор-один.

– Понял, – сказал оператор-два.

Без восторга и лихости сказали, даже с легкой иронией. И эту иронию почувствовал Трошин. Набрал воздуху в легкие, чтобы отреагировать, но решил отложить. Вот вернемся с войны… Вот тогда…

Людей перед зданием СИА собралось много. Несколько десятков тысяч. Идиоты.

Какого рожна лезть на улицу, если и дома можно прекрасно все увидеть. И услышать. И не нужно стоять в толпе, под пристальным взглядом микропланов, снующих над толпой, словно стрижи.

Некоторые микропланы разместились на карнизах домов, на фонарных столбах, на деревьях и высматривали-высматривали-высматривали…

Каждый вышедший на улицу должен быть срисован, опознан и занесен в базу, с тем чтобы в случае чего каждому воздалось по заслугам. Одному за то, что выбил стекло, другому – за плевок в недозволенную сторону.

Народ должен знать своих героев. Такая вот потенциальная личная ответственность очень снижает накал страстей на улицах. Очень.

Трошин еще раз бегло просмотрел показания датчиков. Все готово, все на старте. На крыше СИА развернуты системы ведения огня, кассеты с чернильницами и все остальное заботливо отлаженное и настроенное оборудование группы огневой поддержки.

За семь с половиной секунд Трошин, не сходя со своего места, мог толпу обезвредить.

Замечательное словечко. Емкое. В него штатные психологи на психотренингах вмещали много чего – от психологического воздействия до уничтожения.

Дай Бог, подумал Трошин. Дай Бог, чтобы не пришлось…

Не верил Лешка Трошин в Бога, но сидел перед мониторами и молился про себя, предусмотрительно сняв переговорник. Откуда было знать Лешке Трошину, что точно так же, как и он, сидят сейчас в оперативных центрах командиры оперативных групп и так же, как он, молятся, неумело, но искренне.

В каждом городе страны. В каждом.

Миллионы людей на улицах. Миллионы людей в кадрах микропланов и в прицелах автоматических систем.

И кто-то один может своим приказом запустить эту машину смерти. Одним приказом. А если будет необходимость, то и одним движением руки: все центры сведены в одну сеть.

Люди, стоявшие на улицах, даже не знали, куда смотреть. Откуда будет изливаться правда. Вся правда.

Просто стояли и ждали.

– Внимание! – сказал оператор-один.

Ему показалось, что над городом поднимается зарево, но потом понял – включился кадропроектор. Гигантский, создавший кадропроекцию в несколько сот метров. Яркую, четкую, объемную.

В каждом городе страны. С востока до запада. С севера до юга. Гигантские люди… Один и тот же человек. Мужчина лет пятидесяти – седые виски, серьезный взгляд, громкий голос.

Очень громкий голос.

– И все-таки это попахивает театральщиной, – заметил Старший, поморщившись. – Такие серьезные темы – и таким пошлым образом.

– Это ты у нас такой изысканный. А народ внизу подготовлен жрать именно такое варево, без полутонов и оттенков. Если меду – то полной ложкой, если водку – до умопомрачения… – Младший усмехнулся. – Мы, русские, иначе не можем.

– Ну да, – кивнул Старший. – Мы, русские… Что интересно, будут делать они, нерусские. В Брюсселе сейчас, наверное, весело.

Старший был прав, хотя «весело» в данном случае не совсем соответствовало общему настрою.

Вся Европа находилась перед телевизорами. И европейцы ждали. Их никто не звал на улицы, им никто не обещал рассказать всю правду. Наверное, правда предназначалась только для русских. Русская правда.

Азия, Америка, Австралия – все, кто мог, сейчас были возле телевизоров. Даже в Африке несколько миллионов человек нашли возможность оторваться от своих гражданских войн и посмотреть, что же сейчас будет происходить в России, в счастливой обладательнице четырех Территорий.

В Украине привели свои войска в состояние боевой готовности. В остальных, граничащих с Россией странах также хотели, но побоялись испортить отношения. Украине портить было нечего.

Все затаили дыхание.

– Твою мать! – сказал капитан Горенко, выделившись при этом из миллионов и миллионов молчавших землян. – Твою мать!

– Что так? – спросил Гриф.

– Это же Малиновский!

– И?..

– Наш главврач.

– Твою мать, – сказал Гриф.

– Мне надоело ждать и притворяться, – сказал Малиновский.

Голос прокатился над головами людей, спугнул птиц.

– Из меня сделали убийцу, – сказал Малиновский. – А из вас – подопытных животных.

Животных, сказало эхо.

Люди молчали.

– Я – главный врач Адаптационной клиники, Малиновский Игорь Андреевич. Три месяца назад я возглавил Клинику и понял, что больше не могу молчать…

– Господи, кто ему писал текст! – возмутился Старший. – Сейчас он еще скажет нечто вроде «так жить нельзя».

– Ничего-ничего, – отмахнулся Младший. – Пипл схавает.

– Еще четыре месяца назад я думал, что Клиника предназначена для спасения людей. Полагал, что служение человечеству – ее предназначение. Ложь, – сказал Малиновский.

Ложь, сказало эхо.

– Не нужно, – простонал Горенко. – Не нужно…

– Я проверил все архивы Клиники. Я проверил все несколько раз, прежде чем решился на этот шаг. Вы помните плесень? Вы все помните плесень, потому что это единственный подарок Братьев, равномерно распределившийся по планете. И знаете почему?

Почему, спросило эхо.

Почему, прошептали люди на улицах.