Последняя крепость Земли - Страница 31

– Для опытов? – удивился Гриф. – Странно… В каждой клинике есть отделение стабилизации. Материала для таких опытов хоть отбавляй.

– Не знаю… Я выслушал мадам, потом сунул ей в рожу предписание. Обязан я раз в неделю как минимум обследовать дом на предмет соблюдения и выполнения. Им бабки платят, и неплохие, если судить по жилью и привычкам. Братья вроде пенсии выплачивают пострадавшим. Или наши за Братьев… Не знаю. Только теперь меня пускают на двор без всяких… А я как к ним схожу, потом дня два спать не могу. Только водка и спасает. Я как увижу…

– Я видел таких, – кивнул Гриф.

– Видел… А я – каждую неделю. И обязательно – опрос. Как дела, Маша? Что ты сегодня кушала? Не обижают? Что?.. – Лукич сплюнул. – Каждую неделю. у меня вот вопросник с собой всегда, на что обращать внимание. Вот…

Участковый достал потрепанный блокнот, потряс им в воздухе.

– Вот. Цвет белков глаз, контактность, отсутствие-наличие сыпи на обратной стороне кистей рук, произношение шипящих и сонорных… Сто десять вопросов. Слежу, заполняю… Отправляю в район. Недавно посмотрел свои записи, а у нее изменения по двадцати пяти показателям. Почти четверть… И что это значит? Что это означает, когда она начинает тереть кончики пальцев? Беспрерывно, будто пытается от чего-то избавиться…

– Давно начались изменения? – спросил Гриф.

– С полгода как… рывком. То один-два пункта за год, а то за шесть месяцев – двадцать. – Лукич принюхался. – Вроде ты уже и не воняешь… Кажется.

Гриф глянул на часы, кивнул.

– Пора уже. Пойдем?

– Пойдем, – вздохнул Лукич.

Встал, вытряхнул свой пиджак и набросил его себе на плечи.

Девочке становится хуже. Понятно, что она потихоньку сползает, и неизвестно, сколько она еще сможет вот так балансировать над бездной. Поначалу, узнав, что дочка Быстрова больна, Гриф удивился. Зачем отец пошел на Территорию? «Верблюдами» становились обычно те, кто не имел родственников, и те, кто рассчитывал разбогатеть одним махом. Еще туда шли любители острых ощущений и полные кретины.

У Маши есть деньги. Не у Маши, конечно, у ее опекунши, но деньги есть. Насколько знал Гриф, деньги немаленькие. Зачем рисковать? Зачем…

Они остановились перед воротами, участковый нажал кнопку звонка. Над забором взлетела камера, облетела стоявших и зависла перед самым лицом Лукича.

– Вечер добрый, – сказал участковый. – Проверка.

Камера распустила усики псевдодинамика.

Однако, подумал Гриф, неплохо живут. Стоит такая техника достаточно дорого. И использовать ее в качестве сторожевых устройств… Здесь богатства не стесняются. Пусть каждый видит, как живут люди.

– С вами кто?

Камера переместилась к Грифу.

– Врач, – сказал участковый. – Доктор из районной клиники.

– Только участковый.

– Ты читал предписание?

Участковый полез в карман. Свой архив, похоже, он таскал с собой.

– Пункт восьмой, «Участковый и сопровождающие его лица». Это лицо меня сопровождает. Или хочете, чтобы я в писульке указал, что вы…

Камера втянула псевдодинамик и улетела за ворота. Створки ворот разошлись.

Хозяйка дома встретила их в холле, заставленном мягкой мебелью. Елизавета Петровна сидела, закинув ногу на ногу, в глубоком кресле.

– Послушайте, – Елизавета Петровна не сказала «любезный», но это все равно словно прозвучало, повисло в пропитанном благовониями воздухе, – вы могли хотя бы предупредить…

Елизавета Петровна была в пеньюаре, бледно-розовой кисее на ухоженном теле. У Елизаветы Петровны было шикарное тело, и скрывать этого она не собиралась. И не собиралась тратить своего времени на пустые разговоры.

– Инга! – чуть повысив голос, позвала Елизавета Петровна.

По лестнице со второго этажа спустилась женщина лет пятидесяти. Ни капли косметики, темное строгое платье, брезгливо поджатые губы.

– Где сейчас Машенька? – спросила Елизавета Петровна.

– В комнате.

– Проводите ее сюда.

– Спасибо, мы пройдем к ней, – сказал Гриф.

– Вы будете находиться там, где я вам разрешу. – Ярко-красные губы Елизаветы Петровны изогнулись в брезгливой улыбке. – Приведите Машу сюда.

Это она напрасно. Гриф давно уже не позволял кому-либо разговаривать с собой так.

До хозяйки дома было ровно два шага. Она даже испугаться не успела. Пощечина обожгла щеку – Елизавета Петровна взвизгнула. Скорее от неожиданности, чем от боли и обиды.

– Да как вы смеете!.. – возмутилась Елизавета Петровна.

Люди очень быстро привыкают к хорошему, а Елизавету Петровну вот уже два года никто не хлестал по лицу.

Чопорная Инга пулей взлетела по лестнице на второй этаж.

Гриф медленно намотал крашеные волосы хозяйки дома себе на руку, поднял даму с кресла.

– Я… – начала Елизавета Петровна, но замолчала, задохнувшись от ужаса: Гриф снял очки. – Миша! Миша!

Миша, мускулистый парень двадцати пяти лет от роду, сожительствовал с Елизаветой Петровной вот уже полтора года и в принципе был своей жизнью доволен. Хозяйка, правда, ревновала его к каждой бабе в радиусе Десяти километров и держала у себя на службе только крокодилов вроде Инги, но была, в общем, не самым худшим вариантом. Одному из приятелей Михаила приходилось ублажать старую перечницу лет шестидесяти.

Был небольшой недостаток у Елизаветы Петровны – требовала она почти мгновенного прибытия по первому же зову. Приходилось постоянно находиться настороже, чтобы, не дай бог, не прослушать.

Сейчас Миша сидел на веранде, загорал. Услышав крик, вскочил и бегом бросился в холл – хозяйке нравилось, когда он прибегал.