Последняя крепость Земли - Страница 92

– Напрасно ты это, – потом сказал ему участковый, – а если бы кто на вас нарвался и просто испугался вооруженных людей?

– Когда кто-то вертолеты расстреливает, – возразил Степаныч, – лучше быть с оружием.

И Лукич с ним согласился. Потом. Когда смог все обдумать не торопясь.

Он был очень занят. Нужно было арестовать всех людей из Патруля… и сделать это достаточно убедительно, чтобы толпа во главе с одуревшим от вида крови и запаха сгоревшего пороха Олиференко, поверила.

Патрульные собрались в углу зала, Олиференко потребовал было всех связать, но Лукич сообщил, что, во-первых, конвенция запрещает использовать наручники против военнопленных, во-вторых, все равно нет такого количества наручников, а в-третьих… Лукич не успел соврать, что именно в-третьих, потому что подал голос его мобильник.

Звонил Петруха. Интересовался, все ли в порядке с Лукичом и не нужна ли помощь…

…Все в порядке, помощь не нужна… хотя, стой… где вы там?.. В проходном дворе… двигайте сюда… куда-куда… в телецентр, в СИА, будь оно неладно… Никуда не встревайте, а просто, вдоль домов… Не на автобусе, тут люди на мостовой и обломки… Дай трубку Степанычу… не ори, придурок, тебе автобус дороже или жизнь?.. А мальчишки сами побегут?.. Я тебе потом новый куплю… дом свой продам, автобус куплю… Пасть закрой и беги… аккуратно, тут могут стрелять…

Через десять минут Степаныч и мальчишки были в здании СИА. Лукич раздал трофейное оружие, позвал Олиференко, наорал на него, срывая голос и старательно припоминая все когда-либо слышанные матюги.

В общем, от Олиференко требовалось только организовать людей для помощи раненым в здании и на крыше, охрану здания – все что угодно, лишь бы подальше от пленных.

Для мальчишек они были всего лишь людьми в форме. Мальчишки их не ненавидели. Мальчишки могли их просто охранять и даже, если это вдруг стало бы необходимым, вступиться за них.

В этой суете Лукичу даже стало казаться, что все уже обошлось, что теперь нужно только сохранять порядок и спокойствие на вверенной территории. Просто подождать.

А потом на площадь выкатился танк.

Какого черта танк делал в самом центре города без прикрытия пехоты, откуда он вообще здесь взялся, подумал Лукич.

Может, это хорошо, подумал Лукич.

– Наши? – спросил Петруха.

Для него весь мир все еще делился на наших и ненаших; танки, появлявшиеся в финале фильмов, всегда были именно нашими… и просто не могли быть никакими другими. В кино.

В жизни танк подмял стоявшую у стены легковушку, опустил пушку и выстрелил в сторону автостоянки. Взрыв поднял в воздух ошметки металла и чьи-то тела… обрывки тел.

Вот тогда и вырвалось у Лукича то самое: «Какого хрена?»

На экранах мониторов все было хорошо видно: и взрыв, и побежавшие из-за машин люди, и пунктир трассеров, азартно перескакивающий от одной человеческой фигурки к другой.

В кадр вошел Олиференко. Он размахивал автоматом над головой, потом отшвырнул оружие в сторону и поднял руки. Пустые руки.

Олиференко шел к танку с высоко поднятыми руками и что-то, наверное, кричал.

В его сторону развернулся зенитный пулемет на башне танка. Олиференко остановился, оглянулся назад, и Лукич увидел его лицо – напряженное и… одухотворенное, что ли…

Олиференко снова повернулся к танку, сделал еще два шага…

Четырнадцатимиллиметровые пули зенитного пулемета пробивают бронетранспортер навылет. Человеческую плоть на своем пути они даже не замечают.

Трассирующие пули, не погаснув в крови, наискось прошили… разорвали тело и увязли в асфальте.

Ствол пулемета приподнялся, и Лукич крикнул:

– Все на пол!

Толкнул стоявшего рядом Петруху, схватил еще двоих мальчишек, стоявших рядом, и упал вместе с ними на пол.

Длинная очередь вначале прошлась по фасаду, наполнив здание грохотом и визгом, а потом ударила по стеклам вестибюля.

Грохот, звон, крики… Чей-то отчаянный вопль то ли ужаса, то ли боли…

– Лежать! – крикнул Лукич. – Лежать!

Пулемет вдруг замолчал и повернулся в сторону проспекта. Там был кто-то живой, и пулемету срочно понадобилось этого живого убить.

– С ума они там посходили? – пробормотал Лукич.

Танк развернул башню и выстрелил из пушки вдоль проспекта. Еще раз.

– Ты куда! – срываясь на визг, закричал Сережка Клименко. – Сидеть!

Лукич оглянулся – один из Патрульных встал с пола и шел к пульту. Сережка, лежа на полу, пытался передернуть затвор автомата, но сгоряча забыл снять его с предохранителя. Патрульный ударом ноги выбил автомат.

– Не стрелять, – скомандовал Лукич.

Патрульный оглянулся на него, кивнул. Сел в кресло.

Изображение на одном из мониторов вздрогнуло, поползло в сторону. Танк появился на мониторе, увеличился в размерах. Точка прицела остановилась между эмблемой Территориальных войск и номером – тройкой и двумя пятерками.

– Возьмет? – спросил Лукич.

Лешка Трошин кивнул. Указательный палец правой руки коснулся кнопки спуска.

Танк развернул башню к зданию СИА – возможно, сработал индикатор прицеливания. Наверняка сработал этот треклятый индикатор, предупредивший танкистов, что кто-то меряет дальность до танковой брони.

В принципе, огнеблок не предназначен для уничтожения бронированной техники. Не предназначен только для этого. Но он может это делать.

Мозг огнеблока, получив целеуказание, выбрал нужный режим. И выполнил команду «огонь!».

– Огонь, – скомандовал полковник Жадан.

– Почему нет связи с Ильиным? – прорычал Старший.

– Я не знаю! – выкрикнул Младший. – Не могу вызвать его торпеду.