Последняя крепость Земли - Страница 94

И еще послышался хрип. Сдавленный, булькающий хрип.

Ильин встал, оглянулся.

Хрипел «тройка». Его тело выгнулось, словно в эпилептическом припадке, на губах выступила пена.

– Чего это он? – спросил «четверка», поднимаясь с колен. – Припадочный?

– Не знаю, – сказал Ильин.

Он и вправду не знал. Он только видел, что над головой «тройки» торчит нить, больше похожая сейчас на иглу. На тончайшую иглу из белого металла. Полуметровая спица, воткнутая справа в основание шеи.

– Что это? – спросил «двойка» и протянул руку к нити.

– Стоять, – приказал Ильин.

Рука замерла.

– Ты что-нибудь про нить слышал? – спросил Ильин.

– Про… про «пауков»?

– Про «пауков», про носителей…

– Так это… с нами эту тварь послали? – спросил «четверка», ни к кому особо не обращаясь. – Типа прижать нас, если что?

Универсал в руках «четверки» шевельнулся, словно выискивая место на теле «паука», куда сподручнее влепить пулю.

– Отставить, – тихо сказал Ильин, и универсал замер.

«Паук» продолжал хрипеть, крупная дрожь била его тело, выдавливала пену изо рта.

– Что там у пилота? – спросил Ильин, не отводя взгляда от нити.

«Единица» и «двойка» сидели в креслах неподвижно, словно боясь привлечь к себе неловким движением внимание нити.

«Четверка» шагнул назад, нащупал левой рукой дверь в пилотскую кабину и толкнул. Заглянул в кабину и выматерился.

– Что там? – спросил Ильин.

– Сам посмотри. – «Четверка» отошел от двери и остановился, прижавшись спиной к стене.

Пилотом была женщина.

Она сидела в кресле, напряженно замерла, словно окаменела. Сначала Ильину показалось, что ее голова, от виска к виску, прошита нитью. Потом Ильин рассмотрел небольшие бугорки на противоположных стенах кабины, из которых выходили нити. Две нити. Как волоски на теле.

Женщина была словно нанизана на нить, ставшую вдруг твердой и негнущейся. Женщина не шевелилась, но в отличие от «четверки» она, казалось, все понимала. Ее глаза двигались, в них была боль и был ужас.

Женщина словно боялась пошевелиться, чтобы нить не разрезала ее голову. Или это и на самом деле было так.

Стена перед пилотским креслом была прозрачной. И не было никаких приборов или системы управления.

Торпеда висела в полукилометре над землей.

Ильин вышел из пилотской кабины. Закрыл за собой дверь. Открыл свой ранец, вытряхнул из него все на пол, поднял термозаряд.

– Кто-то знает, как тут открывается выходной люк? – спросил Ильин.

«Единица» медленно кивнул.

– Как?

– Слева от двери… сенсор… темно-зеленый… – не шевеля губами, тихо сказал «единица».

Мысль о том, что рядом с ним «паук», похоже, парализовала его.

– Тебя как зовут? – спросил Ильин «четверку».

– Василием…

– Это ж надо – живого человека Васей назвать, – дежурно пошутил Ильин. – Ты мне поможешь, Вася?

– Ага, – кивнул Вася.

– Я сейчас открою люк, а потом мы с тобой вместе выбросим это насекомое за борт… Или пауки не насекомые? Не помню ни хрена. Короче, другие предложения у кого-нибудь есть? Возражения?

Возражений не было. Только «паук» снова захрипел.

Холодный ветер ворвался в торпеду, когда люк открылся. Ильин аккуратно, чтобы не зацепить нить, отстегнул привязные ремни на «пауке». Потом вдвоем с «четверкой» они вынули его из кресла, осторожно положили на пол, головой возле самого люка.

Ильину вдруг показалось, что «паук» понимает, что с ним происходит. Знает, что его ждет.

Солнце отражалось от нити.

Установив на термозаряде время, десять секунд, Ильин нажал кнопку и сунул термозаряд в нагрудный карман куртки «паука», под цифру «три». Потом они с Василием взяли «паука» за руку и за ногу, каждый со своей стороны, качнули и бросили его за борт, головой вперед.

– Четыре, – сказал Василий, – пять, шесть, семь…

Они с Ильиным стояли возле люка и смотрели на тело, летящее вниз.

– Восемь, девять…

«Десять» Василий сказать не успел. Беспорядочно кувыркавшееся тело «паука» вдруг превратилось в огненный клубок, который погас, прежде чем успел долететь до земли.

Собственно, до земли не долетело ничего: термопакет горит с температурой в две тысячи градусов.

Василий сплюнул за борт и закрыл дверь.

– А парашютов на борту нет, – сказал Василий, усаживаясь в свое кресло.

– Обидно, да? – Ильин снова заглянул в кабину пилота. – И пилота у нас нету.

– Симпатичная баба, – сказал Василий. – Рожа знакомая. Не могу вспомнить, где я ее видел. Вроде даже по телику, что ли…

Ильин присмотрелся, покачал головой.

Женщина действительно красивая, но совершенно незнакомая.

– Интересно, – сказал Василий, – она не обидится, что мы ее коллегу отправили летать? Ну, когда в себя придет? Она же придет в себя?

– Не знаю. Хочется верить. А обидится или нет… Что-то мне подсказывает, что она не «паук». В «пауке» внутри нить сидит, а дама наша, похоже, нить приняла от торпеды.

– Судьба у баб такая – принимать в себя. Раньше хоть что-то наше принимали, родное и теплое, а сейчас – что ни попадя. Говенные времена настали, вот что я вам скажу… – вздохнул Василий. – С тех пор как наши бабы повадились к Братьям на Территории блудить, совсем все пошло к хренам собачьим… О!

– Что? – оглянулся на выкрик Ильин. – Что значит это твое «О!»?

– Я вспомнил. – Василий засмеялся. – Вспомнил-вспомнил. Ты там ближе, глянь, у нее справа, над ключицей, две небольшие родинки.

Ильин обошел пилотское кресло, стараясь не смотреть в глаза пилота. Воротник куртки у нее был распахнут, и над правой ключицей действительно виднелись небольшие родинки.