– Угадал, – сказал Ильин, возвращаясь в свое кресло. – Кто такая?
– У нее еще на правой груди родинка, возле самого соска. У нас на базе в сортире на стене календарь из «Гуляки» висел за двенадцатый год. С этой вот шалавой. «Подруга года» Амалия Звягинцева. Удостоившаяся братской любви. Сто пять, шестьдесят, девяносто… Помдежи, на нее глядючи, дрочили.
– О как… – протянул Ильин. – Забавно… Из шалав она, значит, подалась в извозчики…
– Вы что, охренели? – спросил «двойка». – Тут что-то делать нужно, а они о братских подстилках треплются…
– Что делать? – спросил Ильин. – Можно петь хором. Можно выпрыгнуть из аппарата и насладиться несколькими секундами полета.
– К бабе можете напоследок сходить! – закричал Василий. – Буферистая баба, изгибистая. В позе, жаль, неудобной сидит, а то бы разговелись… Правда, я лично, после Брата бы побрезговал, но, ежели вам очень нужно чего-то сделать, идите.
Шутки Василия были однообразны и непритязательны.
Ильин собрался было попросить Васю заткнуться, но не успел – зазвонил мобильник в кармане.
– Ильин слушает, – сказал Ильин.
– Почему ваша торпеда остановилась? Что со связью? – В голосе Младшего звучало нечто, похожее на истерику, и это почему-то было приятно Ильину. – Что там у вас вообще происходит?
– А откуда я знаю? Торпеда висит в воздухе, а ее пилотесса, извините за выражение, висит в кабине на нити…
Торпеда вздрогнула. Ильин увидел, как пилот подняла руки к лицу.
– Стоп-стоп, – сказал Ильин, – мы, кажется, проснулись.
– Немедленно к Адаптационной клинике, – приказал Младший. – Немедленно. У вас почти не осталось времени…
Ильин успел сесть в кресло, прежде чем торпеда рванулась вперед.
– Огонь! – скомандовал полковник Жадан, глядя в сторону пусковых установок.
Ничего не произошло. Не было ни вспышки, ни облака дыма и пыли, не было дымных следов, протянувшихся из лесу к горизонту. Ничего.
– Слышите меня? – спросил Жадан в микрофон.
Тишина. Потрескивание в наушниках.
– Это Первый, на связь! Сова, это Старик…
Тишина.
Транспортные вертолеты ушли на базу. Жадан оглянулся в сторону Адаптационной клиники, желваки вспухли на его лице.
Что-то не так… Не так. Все не так. Абсолютно все. Этот агент, Гриф… Урод со светящимися глазами.
Вклинился… и не обойти его, не объехать. Не вовремя, неуместно… Или наоборот… Очень своевременно. Очень.
Никто не знал, что «верблюды» понесут зародыши именно там и именно в то время. Только полковник и «верблюды».
И вдруг там оказался Гриф. Кто его туда послал? Кто? Ну не Братья же, в конце концов.
Черт, нужно было перебить ему ноги там, во дворе, сунуть в вертолет… Полковник потер щеку. Хотя… если то, что о нем говорят, хотя бы на десять процентов правда, то ничего бы у него, Жадана, не вышло.
…Гриф видит будущее, предугадывает действия противника, однажды уклонился от выстрела снайпера на открытом месте…
Врали?
Его лицо при прощании… Чего он так привязался к девочке? Одиночка, независимый и неуправляемый, и вдруг дочка «верблюда»…
Что же не так с этим Грифом? Что?
Жадан тронул переключатель на радио.
– Борт полста пять, борт полста шесть, это Первый.
– Полста шестой слушает…
– Полста пятый слушает…
– У кого на борту эвакуированная девочка? Повторяю: у кого на борту эвакуированная девочка?
– Полста пятый – девочки нет.
– Полста шестой – девочки нет.
Жадан выругался беззвучно, одними губами.
– Журналисты, – сказал Жадан. – У кого журналисты?
– Полста пятый – журналистов нет.
– Полста шестой – журналистов нет. Только этот больной. Сумасшедший.
– Конец связи, – сказал Жадан.
Вот почему он улыбался. Знал, что девчонку они не увезли. Девчонку куда-то вынесли журналисты… А Гриф просто трепался… тянул информацию. А полковник Жадан ему эту информацию дал. Не всю, даже не большую часть, но все-таки дал. Как в идиотских фильмах, в которых у злодея в финале начинается словесный понос.
Первым желанием было вернуться в Клинику. Отставить, одернул себя полковник. Только сейчас он сообразил, что свободный агент мог уничтожить его вертолет при отлете. Просто выстрелить из своего «блеска». Похоже, что и тут не врала агентура – не любит Гриф убивать.
Сделал исключение для Скифа… Ну, для Скифа грех такого исключения не сделать. Сам Жадан терпеливо ждал, когда необходимость в Скифе отпадет, чтобы своей рукой раздавить эту гниду.
А полковника Жадана Гриф убивать не стал… Или еще не совсем в нем разочаровался, или на что-то еще полковник нужен. На что?
Жадан развернул вертолет и направил его к огневым позициям дивизиона. Держался над вершинами деревьев. На всякий случай.
Что-то пронеслось мимо. Гораздо выше, но с такой скоростью, что чуть не опрокинуло вертолет.
Торпеда, понял Жадан. К Клинике пошла вроде… Неужели за Грифом?
Вертолет сделал круг над поляной. Завис. Медленно снизился. Сел. Не выключая двигателя, полковник выбрался из вертолета и пошел к установкам.
К тому, что раньше было установками.
Словно «бури» были сделаны из пластилина.
Когда-то внук Жадана, побывав у дедушки на службе, слепил из пластилина установку. Долго и старательно лепил. А потом взял в руку и сдавил. Так, что пластилин полез между пальцами…
Все четыре установки были смяты до неузнаваемости. Четыре безобразных комка металла, пластика, резины. Будто кто-то невероятно огромный сдавил их поочередно в кулаке. И не просто сдавил, а старательно собрал всех человечков к игрушечным машинкам и только тогда все сплющил и смял.